Никак.

Для описания того, что в большинстве случаев называют критикой, годится ущербная фраза из книжки про космодесантников: «От потоков зловонной шипящей жидкости термометры его корпуса начали зашкаливать».

Вряд ли Петру Ильичу Чайковскому (1840-1893) доставил удовольствие пассаж американского критика: «Пятая симфония — сплошное разочарование… Фарс, музыкальный пудинг, заурядна до последней степени. В последней части калмыцкая кровь композитора берёт над ним верх, и сочинение начинает напоминать кровавый забой скота».

«Когда я критикую, я чувствую себя генералом, — язвил Чехов и признался под конец жизни: — Я двадцать пять лет читаю критику на мои рассказы, а ни одного ценного указания не помню, ни одного доброго совета не слышал. Только однажды Скабичевский произвёл на меня впечатление, он написал, что я умру в пьяном виде под забором».

Интернет и социальные сети открывают бескрайние возможности для работы, развития, общения, публикаций, анализа трендов... Коучи не готовят к тому, что сетевые жители стараются уничтожить любого автора. Слишком многие метят в критики, чтобы не только почувствовать себя генералом, но и донести своё генеральское мнение до всего человечества.

«Саранча — стихийное бедствие, хотя в одиночку она совсем не страшна. То же самое с дураками», — заметил Карел Чапек (1890-1938). На критиках безупречно работает эффект Даннинга-Крюгера: чем ниже компетенция, тем выше самомнение; чем меньше мозгов, тем больше апломба.

«Всякий благоразумный действует со знанием, а глупый выставляет напоказ глупость», — сокрушался мудрый царь Соломон, и ему вторил Умберто Эко: «Социальные сети — это положительное явление, но они также дают право говорить легионам имбецилов, которые раньше говорили только в баре после бокала вина, не нанося вреда обществу. Теперь эти имбецилы имеют такое же право говорить, как и лауреаты Нобелевской премии».

К слову, именно писатель-нобелиат Пер Лагерквист (1891-1974) уловил важнейший нюанс: «Похвала человеку необходима, иначе он даже в своих собственных глазах не сможет стать тем, кем ему предназначено быть».

Феномен воинствующего невежества описан давно. К примеру, один из персонажей Достоевского говорил: «Покажите вы русскому школьнику карту звёздного неба, о которой он до тех пор не имел никакого понятия, и он завтра же возвратит вам эту карту исправленною. Никаких знаний и беззаветное самомнение».

Демократия, особенно в интернете, играет с умными талантливыми авторами злую шутку. Об этом предупреждал Айзек Азимов (1920–1992): «Через нашу политическую и культурную жизнь красной нитью проходит антиинтеллектуализм. Его питает ложное представление о том, что смысл демократии — это «моё ничтожество не хуже, чем ваше знание»».

Справедливости ради надо признать, что глупы и ничтожны далеко не все критики или те, кто высказывают собственное мнение. Если критик умён — автору стоит молча прислушаться. Если автор умён, даже выпады имбецилов пойдут ему на пользу, пополнив копилку жизненного опыта...

...но внешней реакции на критику проявлять нельзя. Буря страстей должна оставаться внутри: какой же писатель без бури? Нельзя показывать себя задетым. Нельзя поддаваться на провокацию и вступать в полемику, как женщина из телерекламы, которая болтает с овощами на кухне. Говоря сетевым языком, нельзя кормить тролля.

Что же касается внутренних страстей, прекрасна реакция лауреата Нобелевского премии Томаса Элиота (1888-1965) в адрес критиков Джойса: «Гениальный человек ответствен перед равными себе, а не перед группой безграмотных и необученных пижонов».

Надо быть выше толпы. «Если кто-то плюнул сзади на мой фрак, дело моего лакея — смыть плевок», — считал Пушкин, который лучше многих знал, о чём говорит.

Персонаж Достоевского предлагал недоброжелателям: «Пройдите мимо нас и простите нам наше счастье!». В конце концов, можно посочувствовать убогим, которые с важным видом судят про то, чего толком не читали. Они норовят ужалить побольнее и обгадить погуще, потому что другие пишут, а у них не получается.

Один знакомый ещё советским школьником записался в полуподпольную секцию каратэ. На первом занятии сенсей учил правильно здороваться, на втором — правильно падать. Третьего занятия не было: сенсея арестовали. Но десятки лет спустя знакомый называл секцию каратэ источником всех своих успехов, потому что научился там правильно здороваться и правильно падать.

Даже падение можно обратить в свою пользу. А хвалёная японская вежливость — это результат многовекового обычая самураев открыто носить два меча.

С творческой биографией Дмитрия Миропольского можно познакомиться здесь.

Оглавление:

Часть вводная. «О чем пойдет речь?»

Часть 1. «Как написать бестселлер?»

Часть 2. «Надо ли пытаться стать писателем?»

Часть 3. «Кто может научить писательству?»

Часть 4. «Для кого надо писать?»

Часть 5. «О чём надо писать?»

Часть 6. «Может ли сюжет гарантировать успех?»

Часть 7. «Каким правилам надо следовать?»

Часть 8. «Надо ли брать пример с успешных писателей?»

Часть 9. «Стоит ли начинающему автору писать «под кого-то»?»

Часть 10 «Сколько надо времени, чтобы написать роман?»

Часть 11 «Как реагировать на критику?»

Финальная часть 12 «Когда ждать признания?»

нравится